СССР 2061 - СССР-2061. Том 5[сборник рассказов ; СИ]

— Ты спишь? — деловым тоном поинтересовалась Ирка, не поворачивая головы. Типичная «сова», сна ни в одном глазу, зато днём, в «Электроне», будет дрыхнуть до конечной остановки.

— Не знаю, — ответила Раиса. — Похоже, что нет.

— Купаться пойдём? Раиса медленно подумала, почёсывая колено:

— Похоже, что да. Скоро утро, спать уже всё равно никакой пользы, в «Электроне» выспимся.

— Я знала, что ты поддержишь. Только подождём ещё немножко, я соревнования досмотрю.

— EstА bien, — она выползла из-под крыла, пошла к рулёжке. — Ладно.

От освещённого огнями ангара вдалеке быстро двигалась какая-то тень, сверкала дрожащим фонариком, приближалась, и скоро перед ней затормозил Андроникашвили, собственной персоной. Он был на велосипеде.

— Понимаю, это конечно не ЯК-630, – сказал он слегка опешившей Эрнандес. — Что, не спится?

— Как и вам. Вопрос, надо понимать, риторический, — Раиса зевнула в сгиб локтя. — Вы, товарищ полковник, настоящий ас. Ночью, по рулёжкам. На велосипеде… Легенда училища, оказывается, имеет реальные основания…

— Не думаю, что вы разочарованы.

— Нет. Но и не очень удивлена. Я всегда подозревала в вас романтика.

— Раиса Венера Эрнандес, а вы пробовали не быть романтиком в наше время в лётном училище? Быть романтиком – это же не цветы нюхать, это трудная и ответственная работа, я считаю. Над собой, над миром. В конце концов, в наше время романтики летают на Марс и строят там города; я бы не сказал, что им там выдалась лёгкая безопасная работёнка… Что такое вообще романтика, кто такой романтик?

— Человек, который катается на велосипеде ночью, по лётному полю. Тишина нравится ему не меньше, чем грохот сверхзвука. Ночное небо он любит не меньше, чем своих несдержанных, расхлябанных, ленивых учеников. Он вообще любит чистый незамутнённый простор: в мире, в человеке, в словах и делах.

— Какой психологический портрет. Спасибо.

— Это не только о вас, товарищ полковник, не надейтесь.

— Но и обо мне тоже, — дон Андрон пожал плечами. — И какая самокритичность по поводу ленивых, расхлябанных, несдержанных… Всё не так плохо, Раиса, я думаю. Не прибедняйтесь. Уж вам-то с Горячевой прибедняться, с вашими результатами…

— А я не о нас, я вообще – обо всех нас, о совокупности. Знаете, «племя молодое, незнакомое»…

— Ну, это тоже преувеличение. Нормальные у меня ученики, не волнуйся. Талантливые, целеустремлённые, честные. Романтичные, опять же. Не без недостатков, конечно, но в целом хорошие юноши и девушки. Теперь вас можно хвалить спокойно, вы уже отстрелялись. Всех, в «совокупности», — в темноте мелькнула его белозубая улыбка, он немного склонился к Раисе – большой, лысоватый, — положил ей на плечо деликатную лапищу. — Что ж, товарищ Эрнандес, я желаю вам приятной утренней прогулки. О том, что видели меня – никому не слова, договорились? Увидев на её лице некоторое недоумение, он громко рассмеялся:

— Пошутил, конечно пошутил! Хорошо, поеду кататься дальше. Отдыхайте.

С места налёг на педали, с шуршанием умчался, дрожа фонариком, по ровной рулежке, к зеленеющему востоку. Оставил немного позади слегка смутившуюся Раису.

Что это такое всё, что такое вообще эта странная жизнь, которая горчит и радует одновременно, что такое люди? Светлеющий горизонт и слегка угловатые очертания самолётов, Ирка валяется под крылом и смотрит на своих мелких, на слепок весёлого и важного для них времени, проведённого перед Дворцом пионеров; экран альбома бледно отсвечивает на её лице. Над Гаваной оранжевый вечер, ребята плещутся у берега, студенты мединститута громко спорят в кафе о своих спаечных технологиях. Ворох времён и событий, ворох воспоминаний, сжатых пластами в гибкие рессоры, которые поддерживают тебя, когда начинает трясти. Импульсы в ЭДСУ, бросающие тебя в жуткие виражи, «против всех законов физики», как говорил один полковник в старом-престаром фильме, — и не дающие сорваться в неуправляемый штопор. Мамины руки, папин взгляд, запотевшая ладонь в четырёхпалой перчатке на ручке управления, брызги штукатурки от ныряющих в стену пуль. Романтики в балкерах, среди теснящихся глыб, и прагматики, высасывающие из пустоты дорогих кабинетов теории о «фиделистах» и «раулистах».

Мир, тесный от мыслей и направлений, но если сесть в «Аист» и дождаться, пока буксировщик оставит его парить на высоте: внизу будет нежная, тихая земля, и ничего другого не получится – только любить.

Раиса заметила, что идёт по рулёжке в ту сторону, куда уехал дон Андрон. Бетонка ползла навстречу её шагам, и казалось, что здесь, сейчас – начало разгона, чуть позже – скорость принятия решения, после – взлёт. Ощущение стало таким сильным, что захотелось раскинуть руки. Она прошла всего метров двадцать, как сбоку скакнула Ирка:

— Без меня решила убежать? Так не пойдёт, не пойдёт! — она взяла её за руку. — В такую ночь – только вместе!

— Уже почти утро.

— Тем более!

— Может, бегом? — поинтересовалась Раиса.

— Ты ещё на это способна? Или ты слегка издеваешься? А то побежали! — Ирка сорвалась с места и пробежала несколько метров. Обернулась с лукавой улыбкой и выражением весёлого превосходства в глазах. Покачала головой. В ответ Раиса меланхолично помахала ей ручкой:

— Не сегодня.

Они вместе пошли по аэродрому, тихонько переговариваясь о том, о сём; лица их постепенно светлели. Обсудили, конечно, волейбольный чемпионат и конкретно броски Лены Смараджич, вспомнили о новых аттракционах в «Аквапарке на Речном», не забыли перемыть кости друзьям-мальчишкам. Заскочили переодеться в свою каюту, в одну из двух модульных семиэтажек, похожих на надкусанные початки кукурузы.

Вскоре, оставив позади городок лётно-спортивного лагеря, шли к пруду. На шеях болтались полотенца. Рассветные лучи тихо струились через липовые кроны.

Раиса в очередной раз вдруг подумала, насколько всё-таки огромен Союз. Две девчонки шлёпают утренней аллеей, где-то на кораблях строятся на подъём флага, составы иглами летят по эстакадам к Тихому океану, в солёный вечер – там, на Камчатке, уже возвращаются с трудовой вахты. Её остров, даже если теперь считать с Гватемалой вместе, уместился бы на этом пространстве очень много раз… С холма сбежали к реке. Ирка, скидывая шорты, радостно заметила:

— Обрати внимание – твой цветок! В принципе, можешь засушить и отправить маме с папой. Он уже не в «Красной книге», пионерия постаралась.

Неподалёку, в тени кустарника, скромно выглядывали, светились фиолетовым и жёлтым венерины башмачки. Раиса наклонилась, протянула руку – и не смогла, лишь погладила робкие лепестки ладонью, отступила на шаг. Все занимались своим делом: юннаты сокращали «Красную книгу» и расширяли «Зелёную», атомщики в Центральной Африке возводили станции холодного синтеза, колонисты осваивали Марс, учителя – учили, врачи – лечили. Она вдруг поняла: всё просто, романтик – это человек, который занимается любимой работой. Ей немедленно захотелось напечатать на своём лётном шлеме изображение этих цветов – как свой герб, как знак того, что мы, вся «наша совокупность», не дадим отныне погибнуть ничему доброму. Ирка уже готовилась прыгнуть с обрывчика.